«За ним Большунов не выдерживает»: Коростелёв — о темпе Червоткина, переходе к Сорину и об умении просчитывать падения

Если бы была возможность выбрать одного спортсмена для спарринга, то им бы стал не Сергей Устюгов или Александр Большунов, а Алексей Червоткин. Об этом в интервью RT заявил Савелий Коростелёв. По его словам, за партнёром по сборной можно встать и «идти как за паровозом». Помимо прочего, 19-летний спортсмен рассказал, почему предпочёл группу Егора Сорина, а не Юрия Бородавко, вспомнил о победе на марафоне в Мончегорске и заявил, что научился просчитывать падения на лыжне.

• Савелий Коростелёв на дистанции во время гонки 10 км свободным стилем в Ханты-Мансийске
• РИА Новости
• © Александр Вильф

— На мартовском чемпионате России в Тюмени вы сказали, что уже приняли для себя решение насчёт того, под чьим руководством продолжите карьеру, но не готовы раскрывать эту информацию. Можете теперь пояснить, чем руководствовались, выбирая Егора Сорина? И был ли у вас вообще выбор?

— Безусловно, выбор был. Я разговаривал и с Егором Владимировичем, и с Юрием Викторовичем [Бородавко], они мне рассказали о своих методиках, как видят работу со мной. По ходу сезона я и сам смотрел, кто из спортсменов как тренируется, как набирает форму. Всем известно, что у Сорина более европейский подход к работе, в то время как Бородавко придерживается более консервативных взглядов, свойственных более старшему поколению тренеров.

— Приятно, наверное, сознавать, что тебя хотят заполучить два столь выдающихся специалиста?

— Звучит классно, конечно, но на самом деле выбор был тяжёлым. Я даже с Еленой Валерьевной [Вяльбе] разговаривал.

— Боялись кого-то обидеть отказом?

— Скорее, боялся ошибиться. Выбирал-то, по сути, свою дальнейшую жизнь в спорте. Потом даже думал, что, предоставив мне право выбирать, тренеры отвели от себя какую-то часть ответственности. Бывает ведь как: спортсмен выходит из юниорского возраста, и его просто прикрепляют к той или иной бригаде без права выбора.

— Пока молодой, есть время исправить любую ошибку.

— Согласен. Но всё равно это серьёзная потеря времени. Мне и Елена Валерьевна об этом сказала. Мол, три года до Олимпиады, поэтому я должен понимать, что, выбрав группу, буду готовиться к ней уже с этим тренером.

— Вы, кстати, считаете себя уже состоявшимся спортсменом или молодым, у которого всё впереди?

— Я точно не старый. Понимаю, что время в спорте летит очень быстро, но смотрю на того же Сергея Устюгова, который постоянно говорит о том, какой он старый, и понимаю: мне до него ещё 11 лет. И он далеко не старый, кстати. Многие спортсмены сборной Норвегии, особенно дистанционщики, будут постарше.

— Свою первую тренировку у Сорина помните?

— Первая — это ещё на отдыхе. Егор Владимирович позвонил, сказал, что надо начинать втягиваться, чтобы на сбор приехать не разобранным. Знакомства с группой как такового тоже не было: все мы постоянно пересекались и раньше, все общительны, дружелюбны.

— О летней подготовке вы рассказывали как о довольно простом периоде. Неужели совсем не было сложно?

— Самыми объёмными в плане нагрузок у нас были июнь и вот сейчас — октябрь. Но за счёт того, что эта работа проходит в первой пульсовой зоне, она переносится легче. Хотя в юниорах, где зоны не слишком регулировались, выполнить подобный объём было бы намного сложнее.

— Вам какая работа больше по душе: на низком пульсе или более интенсивная?

— Сравнивать, наверное, не совсем корректно. На низком ты идёшь, думаешь о своём, с кем-то разговариваешь… Но она монотонная. Мне больше нравится более разнообразная по характеру нагрузка. Длинные тренировки, кстати, у нас часто разделяются на скиатлон. Вроде работа та же, но для головы она проще.

— Что вы вкладываете в понятие «более европейский подход»?

— Это более регламентированное разделение на зоны прежде всего. Благодаря этому начинаешь лучше чувствовать своё тело, свои возможности. Повышается порог анаэробного обмена, и, соответственно, растёт результат.

— Возможно, не слишком этичный вопрос в отношении тренеров, но вы чувствуете, что между тем же Бородавко и Сориным есть конкуренция?

— Я не ощущаю какого-то тренерского соперничества, хотя не исключаю, что оно присутствует. Это, возможно, и есть самый мощный двигатель лыжного прогресса: все парни равняются на Сашу Большунова, все девочки тянутся за Наташей Непряевой [Терентьевой]. Если бы все сильные спортсмены были у одного тренера, наверное, это подстёгивало бы в меньшей степени.

— В апреле вы впервые в жизни пробежали коньковый 50-километровый марафон и уверенно его выиграли. Тяжело пришлось?

— Это было намного легче, чем классикой в прошлом году. Там, правда, ребята бежали постарше и мы последние 10 км шли в одной группе — лупили на максимуме, кто выживет. Помню, у меня начало сводить грудь, я даже подумал, что сердце начало останавливаться. А в районе 35-го километра у меня сводило трицепс. На коньке такого не случалось. По питанию я строго расписал деду, на каком километре что мне давать, поэтому голодухи тоже не было. После 30-го километра ребята, с которыми я шёл, поехали переодевать лыжи, и я от них убежал. Обычно за такое наказывают. Но я чувствовал, что у меня лыжи едут достаточно хорошо, поэтому решил попробовать прибавить.

У марафонской трассы в Мончегорске есть такая особенность, что ты после 30-го километра уходишь на отдалённый участок и снова приходишь к тренерам только километра через четыре. Соответственно, невозможно получить никакой информации о том, что происходит сзади: догоняют тебя, не догоняют… Это были довольно нервные четыре километра.

— Дед остался доволен гонкой?

— Конечно.

— Егор Сорин отметил, что с вашим появлением в группе девочкам стало проще тренироваться. Потому что вы взяли на себя роль локомотива. Сами это чувствуете?

— Мы достаточно много летом работали группами, но какого-то одного лидера не было. И с девочками не слишком соревновались. Здесь, в Ханты-Мансийске, бегали короткие ускорения, я — с Настей Фалеевой, она из девочек, пожалуй, самая резкая. На дистанции же ни одна девушка, мне кажется, за парнем не удержится.

— А если поставить вас на спринт против Вероники Степановой — кто выиграет?

— Однозначно я. Неужели у вас есть сомнения?

— Если бы у вас была возможность выбрать любого спортсмена для спарринга — это Устюгов или Большунов?

— Алексей Червоткин. Он как паровоз, можно за ним встать и просто идти. И сама эта ситуация будет тебя тренировать. Алексей, бывает, работает на тренировке в таком темпе, что за ним Большунов не выдерживает. А вообще, я бы выбрал Йоханнеса Клебо, потому что он на данный момент сильнейший.

— Какие качества в таком спарринге можно развить?

— Мне кажется, Клебо очень хорошо чувствует дистанцию: где, когда и что. Было бы познавательно просто пройтись с ним рядом. В лыжах вообще очень много решает голова. Бывает, что голова от усталости отключается, сразу начинает ломаться техника и очень много проигрываешь только из-за этого. Головой ты просчитываешь всю дистанцию: где добавить, где притормозить, как пройти спуски, подъёмы, равнину. В этом сезоне — кажется, в Планице — Симен Крюгер и Шур Рёте отыгрывали секунд по 20—30 на подъёмах, а на спусках Клебо снова к ним приезжал исключительно за счёт собственной работы. На подъёмах он даже силы не тратил.

— В вашей биографии, насколько мне известно, был период довольно серьёзного погружения в математику. Я имею в виду учёбу в профильном классе.

— Как вы это нашли?!

— Ну вот, попалось на глаза. Математика на лыжне помогает?

— Очень! Как раз учит всё просчитывать. Это такой взаимосвязанный процесс. Помню, когда учился, нам преподаватель обычно говорил на контрольной: первые три человека получат пятёрки. Я тогда научился просчитывать в голове уравнение ещё до того, как расписывал его в тетради. Когда постоянно что-то продумываешь наперёд, голова привыкает быстро работать.

Помню, кстати, как дядя мне говорил, когда я был ещё совсем маленьким, что падение на лыжне можно увидеть за несколько секунд до того, как оно случилось. На чемпионате России в Сыктывкаре, когда Глеб Ретивых упал в повороте, наступив на лыжу белоруса Егора Шпунтова, я реально видел это падение заранее. Правда, и сам не устоял, но мне просто было некуда в том повороте деться.

— Где был самый быстрый снег, на котором доводилось соревноваться?

— В Европе я бегал не так много, но помню, как в 2022-м соревновался в Норвегии на юношеском первенстве мира. Очень хорошо пробежал 10 км и масс-старт, а в спринте вылетел в четвертьфинале как раз из-за того, что не сумел приспособиться к снегу. Когда переходишь на быстрый снег с медленного, нужно время, чтобы привыкнуть к движениям, которые нужны. То же самое бывает в Финляндии. На тренировке по ощущениям просто гуляешь, а на самом деле едешь со скоростью 20 км в час. В России такое возможно, только если на лыжне лёд.

— Самое тяжёлое место в этом отношении назовёте?

— Думаю, мне очень сильно повезло в том, что в прошлом году я не попал на гонки в Кирово-Чепецке и Чусовом. И там и там были снегопады, а свежий снег в нашем виде спорта — это самый ужас. Он липкий, тупой, вообще не катит. А вот в Малиновке снег классный.

— Ну и заключительный вопрос. Какую самую крутую покупку вы совершили на заработанные в прошлом году призовые?

— Её не было. У меня в планах — купить квартиру, поэтому коплю деньги.

Источник