«Я себе очень нравлюсь, такая прямо девочка-девочка»: Самоделкина — о новых образах, четверных прыжках и больших тратах

Фигурист понимает, как нужно прыгать четверной прыжок, и чувствует, способен он докрутить его или нет, но проблема в том, что тело не всегда слушается. Об этом в интервью RT рассказала Софья Самоделкина. По её словам, возраст не должен помешать сохранить в программе минимум два элемента ультра-си. Подопечная Светланы Соколовской также поделилась, как справляется с пристрастием к сладкому, рассказала о первом впечатлении, которое произвела на неё Александра Трусова, и призналась, что благодарна папе за финансовую помощь.

• Тренеры Лилия Биктагирова и Светлана Соколовская, фигуристка Софья Самоделкина.

— В сентябре на открытых прокатах в Москве вы сказали, что стараетесь как можно быстрее привыкнуть к новому телу. Но ведь наиболее активный рост начался у вас ещё в 2019-м.

— Это правда, десять сантиметров тогда прибавилось. Просто, когда была помладше, всё это гораздо проще проходило. И уж точно ни разу не случалось такого, что я выросла и потеряла все прыжки. А в этом году вышло как-то совсем иначе. Тот же тройной аксель вообще рассыпался.

Я смотрела прошлогодние видео, пыталась вспомнить какие-то прежние ощущения, чтобы вернуть прыжок, но ничего не получалось. Более-менее стабильно стала прыгать аксель только за две недели до начала Гран-при, причём по технике это было вообще не так, как прежде. Приходилось даже заходить по другой дуге, чтобы набрать скорость.

— В женском российском катании уже много лет ведутся разговоры, что главное счастье фигуристки — вовремя родиться, чтобы успеть пройти все наиболее принципиальные старты до начала пубертата. В связи с этим, мне кажется, девочки должны испытывать просто панический страх перед какими бы то ни было изменениями тела.

— У меня такого не было. Даже когда я уходила от прежнего тренера, не задумывалась об этом, хотя процесс роста уже начался. Я ведь, перейдя к Светлане Соколовской, довольно долго вообще не каталась, лечила голеностоп. В какой-то момент врачи категорически запретили любые нагрузки, я просто сидела дома и гораздо больше беспокоилась насчёт возможных последствий травмы, чем по поводу какой-то перестройки организма. К тому же по женской линии у меня всё вполне благополучно: нет слишком высоких родственников, в которых я могла бы пойти. Все говорят, что я больше в маму, хотя на один сантиметр я её уже переросла — на днях только мерились и смеялись по этому поводу.

— В юниорах вашими главными козырями были четверные прыжки и тройной аксель. Нет ощущения, что головой вы по-прежнему понимаете, как нужно прыгать, а тело сопротивляется что есть сил?

— Немножко есть такое. Год назад в это же время сезона я три четверных собирала точно. На соревнованиях прыгала тулуп и сальхов, а на тренировках мы делали прокаты, добавляя в программу ещё один сальхов. Или чередовали его с тройным акселем. Понятно, что хочется всё это побыстрее вернуть, но здесь я больше доверяю тренеру, которая говорит, что торопиться совершенно не нужно, пока голеностоп полностью не окреп. Поэтому мы работаем очень аккуратно и спокойно. Нарабатываем аксель, который, к счастью, начал возвращаться. По поводу этого прыжка я в начале сезона сильнее всего переживала. С четверными всё было гораздо проще.

— В каком смысле?

— В июле на сборе в Армении я пробовала и сальхов, и риттбергер, причём попытки были очень хорошими. Понятное дело, что приземление получалось с недокрутом, но фигурист ведь всегда чувствует, способен он докрутить прыжок или нет. А вот аксель раз за разом я прыгала на ход вперёд и страшно по этому поводу паниковала. Всё-таки аксель всегда был одним из моих любимых прыжков.

— Вы сами себе сейчас нравитесь?

— О да! Очень. Особенно мой нынешний образ, что я такая прямо девочка-девочка. Если смотреть по одежде, то ещё полгода назад я не вылезала из джинсов и худи. А сейчас хочется носить какие-то платья, причём не только летние, но и зимние. Хочется делать какой-то лёгкий макияж. На тренировках я не люблю краситься, чтобы краска не поплыла, если вдруг слёзы потекут, но вне катка такое желание стало возникать. Программные образы, считаю, мне тоже очень подходят. Для меня это на текущий момент самый комфортный стиль.

— Большой спорт — это в определённой степени постоянное насилие над собой. От этого устаёшь?

— Вообще-то да. Например, в этом сезоне я посмотрела на себя в ходе прокатов, поняла, что нахожусь совсем не в том виде, в котором хотела бы. Поэтому сразу после мы немножко отдохнули, и началась довольно тяжёлая работа. Плюс я поставила себе запрет на то, чтобы есть после шести часов вечера, ну и вообще убрать сладкое. Я вообще сладкоежка. Сестра иногда от чего-то отказывается, потому что не любит ту или иную сладость, а я обожаю всё. И сладкое, и булочки. Сейчас, когда приходится жёстко себя ограничивать, я даже спать ложиться стала рано, часов в восемь. Иначе есть хочется так сильно, что невозможно об этом не думать. Зато утром встаю на весы, стремительно умываюсь, едва ли не за минуту, и сразу бегу к холодильнику.

• Софья Самоделкина
• РИА Новости
• © Владимир Астапкович

— Вы задумываетесь о том, насколько большие деньги вкладывает семья в ваши тренировки? И давит ли это психологически?

— Ещё в прошлом году я об этом особо не думала, а вот с этого сезона такие мысли начали появляться. Появилась очень осознанная ответственность. Возможно, это связано с тем, что я просто сильно повзрослела. На самом деле эта тема всех касается. Пока ты маленький, это постоянные подкатки, другие дополнительные занятия — и, соответственно, расходы. Сейчас, к счастью, я начала получать зарплату и хоть этим вношу вклад в собственные тренировки. Раньше-то как было: «Па-ап, привет! Можешь кинуть денег на карту?» Недавно только об этом с мамой разговаривали, и я ей сказала, что очень многим папе обязана.

— Тяжело жить в отрыве от одного из родителей?

— Очень. Папа постоянно живёт за городом, откуда просто нет возможности каждый день приезжать на тренировки. Поэтому мы с мамой и сестрой снимаем квартиру неподалёку от катка. А по выходным приезжаем к папе. Получается, что меньше чем на сутки, но это хоть какая-то возможность побыть вместе. Очень сильно скучаем.

— Сестра тоже катается?

— Она пробовала, но не пошло. Сейчас занимается фехтованием в ЦСКА.

— Знаю, что до нынешнего сезона вашим кумиром была Саша Трусова. Сейчас вы не только оказались в одной группе, но и выступаете в российском Гран-при на одних и тех же этапах. Дискомфорта нет?

— На самом деле я рада, что Саша пришла к нам в группу. Просто получилось всё настолько внезапно, что я первое время даже не понимала, как себя вести. Какое-то время больше присматривалась — с другой стороны катка, когда мы оказывались на одном льду. Раньше Саша казалась мне очень закрытой и даже сердитой, что ли: не представляла, как к ней можно подойти и о чём-то заговорить. И все эти размышления вообще не совпали с тем, какая она на самом деле.

— И какая же?

— Совершенно классная. Весёлая, открытая. С ней очень интересно. Это вообще круто — работать на льду с таким человеком.

— А соревноваться с ним?

— Тоже. Я вообще никогда не стремилась выбирать себе каких-то удобных соперников или рассуждать, фартануло мне или нет.

— Толстый слой поролона под тренировочными шортами — это защита от какого-то конкретного прыжка или страховка на всякий случай?

— На всякий случай. У меня была довольно неприятная травма — разрыв мышц бедра, которая произошла как раз потому, что я очень сильно ударилась, упав на тренировке. Я тогда даже турнир пропустила. Самое обидное, что перед тем падением мне все твердили: подложи поролон, подложи поролон. Я смотрела на совсем маленьких, которые с поролоном катаются, и думала: что ж я буду как они? А после травмы решила: пусть я буду выглядеть как маленькая, зато у меня будут здоровые ноги и руки. Поэтому, если на тренировке я прыгаю четверные, поролон подкладываю всегда.

— Ощущения в воздухе на четверных прыжках всегда одинаковые?

— Если прыжок не получится, я это чувствую сразу, ещё не приземлившись. О чём-то другом думать в воздухе не получается, слишком быстро всё происходит.

— Вы обмолвились, что не красите глаза перед тренировкой, потому что можете заплакать и краска потечёт. Получается, вас легко довести до слёз?

— Лучше всего это делаю я сама. На тренировках такое действительно бывает: если вдруг перестаёт получаться то, что я хорошо умею, слёзы наворачиваются автоматически.

— Знаю, насколько сильно вы мечтали попасть на Олимпийские игры. Но сегодняшние реалии таковы, что ближайшая Олимпиада может вообще пройти без участия России. Представляете себя на льду через восемь лет?

— Так далеко я не заглядываю. И всё-таки очень-очень надеюсь, что через четыре года Игры у нас будут и я смогу туда поехать. Причём не просто поехать, а что-то достойное там показать.

— Выдать пять четверных, как это сделала в Пекине Александра Трусова?

— В 19 лет я, наверное, столько не соберу, но два наверняка. Надеюсь, что никому за это время не придёт в голову запретить в женском катании прыжки ультра-си.

— А какие-то жизненные планы, не связанные с активными выступлениями, у вас имеются?

— Конкретных планов пока нет. Не исключаю, что спорт останется в моей жизни только в виде шоу, а в плане профессии я выберу вообще другую специальность. Криминалистику, например. Но вообще я бы очень хотела получить спортивное образование, которое позволило бы мне в будущем работать тренером. Ещё мечтаю построить свой каток, как это сделал Евгений Плющенко. Но сначала надо добиться результата в спорте и стать более известной, чем сейчас, скажем так.

• Софья Самоделкина, тренеры Лилия Биктагирова и Светлана Соколовская, Александра Трусова и Марк Кондратюк
• © Владимир Астапкович

Источник